Владимир Урих: Летать мечтал с самого детства
В "Газете недели в Саратове" вышло интервью с замечательным пилотом Владимиром Юрьевичем Урихом!
Летчик от Бога, душа компании, артист, поющий пилот «Саратовских авиалиний», командир воздушного судна Владимир Урих входит в кабинет, улыбаясь. У него через полтора часа вылет в Москву. Но мы так давно хотели сделать с ним интервью, что он нашел для нас время в своем плотном графике. Тем более что и повод знаковый: как раз незадолго до нашей встречи Урих сорвал аплодисменты в Нарьян-Маре, куда летал в качестве пилота-инспектора в проекте «Полет ради полета». Вдохновитель проекта Сергей Мартиросян (Aviator.ru) выбрал для полета за Полярный круг Як-42 «Саратовских авиалиний». А 29 марта этот самолет – один из лучших в своем классе – отпраздновал 35 лет со дня своего первого взлета. Владимир Юрьевич, который долгое время пилотировал Як-42, отзывается о нем с теплом и любовью.
Первым делом, входя в кабинет, Урих рассказывает про пробки на дорогах.
– Кстати, Владимир Юрьевич, у меня был такой вопрос заготовлен ближе к середине интервью, но раз вы сами начали этот разговор, скажите, что проще: автомобиль водить или в небе летать?
– Самолет и автомобиль – это разные транспортные средства. Как и в летном деле, так и в водительском мастерстве есть свои сложности, свои асы, свои профи. В восточных странах вообще ездят без правил – представляете, каким там надо профессионалом быть! Но летаю я намного дольше, чем вожу машину. Автомобиль-то я выиграл на «Поле чудес» в декабре 2011 года. Хотя права водительские получил еще в летном училище. Там я даже водил ЗиЛ-131 – это машина, которая вывозит на старт световое оборудование.
– А учились вы где?
– В Краснокутском летном училище
– То есть вы коренной саратовец?
– Коренной – по месту обитания. Моя малая родина – это город Киров. Правда, после рождения я там пробыл месяц или полтора. Снова попал в этот город всего полгода назад, когда мы начали туда регулярно летать из Саратова.
Через полтора месяца после моего появления на свет мои родители уехали в Закавказье, где отец служил. Он у меня был военный летчик, штурман. Одним из первых возил трехтонную атомную бомбу на самолете Ил-28. Это был первый реактивный бомбардировщик, который мог брать на борт эту бомбу – потому что больше в него ничего и не помещалось. И вот отец был штурманом бомбардировочной эскадрильи.
– То есть склонность к летному делу у вас семейная?
– Ничего другого у меня перед глазами и не было. Я с детства мечтал об этом. Только я всегда считал, что надо быть семи пядей во лбу, чтобы на летчика выучиться. А я был обычный дворовый хулиган. Не бандит, не разбойник, просто хулиганистый парень – родителей не слушался, уроки не делал. Меня увлекало всё, кроме учебы в школе. Хорошо, что она давалась мне легко.
Помню, мама отвела меня в 80-ю среднюю школу – сейчас это вторая гимназия на Чернышевского и Бабушкином взвозе. Тогда она становилась школой с углубленным изучением французского. И я предстал перед приемной комиссией, которая отбирала талантливых ребят. Мать мне сказала тогда – не вздумай там глупости вытворять! А я вытворил. Меня спрашивают в приемной комиссии: расскажи нам, юное дарование, наизусть стихотворение. И я начинаю рассказывать: «У Лукоморья дуб спилили, кота на мясо изрубили, златую цепь в торгсин снесли…». Это я много времени проводил с моим старшим братом и его друзьями, у них понабрался. Мне тут же возразили – тут всё понятно, а оригинал-то помнишь? Да это свободно! И прочитал, как было у Пушкина. И меня взяли. А там уже стал участвовать в мероприятиях – и в горн, и в барабан, и знамя вынести. А в восьмом классе мы сколотили свой первый ансамбль, фактически не умея ничего.
– Это какой был год?
– Примерно 1972-й. Группа наша называлась «Ариэль», и название мы даже на ударной установке написали – через трафарет. Я тогда увлекался: из больших фотографий вырезал трафареты – даже скальпель специально для этого в аптеке купил – и через них переводил на майки портреты музыкантов, изображения групп. Первым сделал себе Джорджа Харрисона. После этого вся окрестная шпана с Набережной, все мальчишки моего возраста, ходили ко мне за этими майками.
– А фотографии где брали?
– Если честно, не помню. Наверное, с пластинок переснимал. Пластинки ребята доставали «левым» путем: у перекупщиков, у тех, кто этим фарцевал. Аэрозоль мог протечь, поэтому внутрь футболки или майки я прокладывал газету, а потом медленно ее вынимал. И для ансамбля нашего я трафарет сделал точно так же.
– А что вы играли?
– Первой мы выучили «Алешкину любовь», но чаще брали популярную мелодию – тех же Роллинг Стоунз – и писали на нее свои тексты. Проходило на ура! Почему-то тогда нам было интереснее не с девочками танцевать, а посидеть за ударной установкой. Я потом и в училище на ударных играл.
Кстати, в училище я поехал сразу после выпускного вечера – 25-го мы отметили, сходили на Набережную встретить рассвет, а 26-го утром я сел вместе с братом в Ан-2, и мы полетели в Красный Кут. Я хотел как можно раньше подать документы. В тот год в училище был конкурс – 12 человек на место! Прихожу я в приемную комиссию, отдаю им документы. А у меня волосы были длинные. И вот забирают у меня мой аттестат, а мне говорят – у нас там парикмахерская за углом, хочешь быть летчиком, сходи, приведи себя в порядок, а документы твои пока у нас полежат. Пришлось стричься (смеется. – А.М.)
– На каком типе самолета вы учились летать?
– Тип тогда был только один – Ан-2. Я попал на ускоренные курсы и учился вместо трех лет год и десять месяцев. Но это всё равно была полная программа. А пришел после школы, зеленый – ну что я знал? Только склеивал модели из фанеры, но они у меня не летали, потому что крыло не летает без профиля, а я этого не знал. Когда я впервые заглянул в кабину, я ужаснулся – столько там приборов! Я должен всё это выучить? Но приборы – это верхушка айсберга. Есть еще воздушная навигация, метеорология, радиооборудование, электрооборудование, руководящие документы, которые объясняют, как действовать в тех или иных ситуациях. Объем, конечно, огромный. И всему этому учат в училище.
– Владимир Юрьевич, а небо – это друг, враг или партнер?
– Нельзя небо назвать другом или врагом. Это такой большой кусок жизненной материи. Оно живое, неспокойное. Как в песне поется – «небо доброе или злое, голубое или грозовое». Но у нас есть необходимое бортовое оборудование, чтобы определить – какое оно сегодня, здесь и сейчас. И как с ним взаимодействовать. Так что да, небо – это партнер, вместе с которым мы работаем на безопасность наших пассажиров.
Вот смотрите – сегодня еле заметная облачность верхнего яруса. Тонкая. Вроде бы ничего особенного. Но я вам скажу – на этой высоте ветер. Сильное струйное течение, вытянутое с юго-запада на юго-восток. Почему оно струйное? Потому что там воздушные массы ни за что не цепляются, им наверху ничего не мешает. Это у земли потоки цепляются за холмы и горки. А выше двух километров в небе совсем другая жизнь. И там свои законы.
– А какие типы воздушных судов вы пилотировали?
– Всего четыре типа: Ан-2, Л-410-УВП, Як-42 и Эмбраер-195. Это потому, что я всю жизнь – уже 41-й год пошел – работаю в Саратовском авиапредприятии. С 1976 года. Мне 19 лет было, когда я сюда пришел вторым пилотом на Ан-2. Через полтора года стал командиром воздушного судна. Нашему предприятию – первому – для производственных испытаний прислали чешские самолеты Л-410-УВП, это был 1980-й год. И мы целый год летали на них без пассажиров, просто гоняли туда-сюда по трассам.
А потом мы первыми в России получили в эксплуатацию Як-42. На этих Яках в 1993 году мы стали выполнять международные рейсы. Европейские авиакомпании арендовали наши самолеты вместе с экипажами. Работали мы так с 93-го по 2002-й год. В нулевых стало трудно конкурировать – нас выжимали с европейского рынка. Но все-таки «Саратовские авиалинии» были крайней российской компанией, ушедшей с европейского рынка.
– Пилоты не говорят «последняя»?
– Не говорят.
– Расскажите про Як-42. В последние годы так много пишут самого разного и не самого хорошего про этот самолет, который считался лучшим в своем классе. Тем более что вы на нем летали на Крайний Север – а это непростые условия.
– Те люди, которые нелестно отзываются об этом самолете, просто не имеют никакого отношения к авиации. Те, кто разбирается в авиации, скажут вам сразу – это самолет-легенда. Один из лучших самолетов гражданской авиации. Он надежный, его технические характеристики позволяют совершать полеты даже за Полярный круг, поэтому его очень ценят на Севере. Мне было очень приятно оказаться в нем в роли пассажира – сейчас я не пилотирую Як-42, потому что переучился на Эмбраер-195. Это совершенно другой тип воздушного судна. Его в шутку называют «самолетом для пенсионеров» – там всё просто и легко – опять же, относительно легко.
А Як-42 – это один из лучших российских самолетов. Если бы сейчас на него делали доработки, если бы его не сняли с производства и не помножили бы на ноль заказы на авиазавод в производстве, то эта машина только хорошела бы. Вот американцы – они же не выкинули ни один самолет. Например, первый реактивный гражданский самолет Боинг 707 они теперь используют в военно-транспортных целях: поставили туда новую авионику, сделали стеклянную кабину – глас кокпит, поставили двигатели от Боинга 737. И самолет стал ну м-м-м-м! То же самое можно было сделать и с Як-42. И сейчас это возможно. И таких специалистов, как в Саратове, вы по Як-42 больше нигде не найдете. Мы на своем предприятии поддерживаем летную годность этих самолетов, несмотря на то, что это стало довольно сложно делать.
– Владимир Юрьевич, а расскажите, как прошел «Полет ради полета» в Нарьян-Мар. Я смотрела видеозаписи вашего выступления, вы сорвали бурные аплодисменты!
– Мы произвели фурор! Мы на припеве «We will rock you» запели «Нарьян-Нарьян-Мар» – это вызвало необыкновенную радость зрителей. На нашем выступлении был даже губернатор Ненецкого автономного округа Игорь Кошин. Ему так понравилось, что он пришел к нам потом в самолет, со всеми попрощался и даже пообещал организовать нам гастроли в Нарьян-Маре (смеется).
А вообще было очень здорово: полный самолет народу, влюбленного в самолеты, из разных стран мира – там были пассажиры и из Индии, и из Латвии. Организация – на высшем уровне. «Саратовские авиалинии» проводили на борту беспроигрышную лотерею – призами были кружки с символикой предприятия, флешки в виде Эмбраера, коробка конфет «Взлет» – такие памятные вещи. В самом Нарьян-Маре мы попали на их праздник проводов зимы. Это был Буран-дэй – соревнования по снежному кроссу: гонки на «буранах» прямо по льду Печоры. С нами летал космонавт Евгений Виноградов – знаете, что он свою карьеру начинал бортпроводником в Домодедово? В Нарьян-Маре нас встречали Геннадий Онищенко, исследователь Арктики Артур Чилингаров, на призы которого и проводятся уже семь лет соревнования по снежному кроссу. Я от этого полета был в восторге! Как, думаю, и все, кто летал туда с нами.
Анна Мухина
Летчик от Бога, душа компании, артист, поющий пилот «Саратовских авиалиний», командир воздушного судна Владимир Урих входит в кабинет, улыбаясь. У него через полтора часа вылет в Москву. Но мы так давно хотели сделать с ним интервью, что он нашел для нас время в своем плотном графике. Тем более что и повод знаковый: как раз незадолго до нашей встречи Урих сорвал аплодисменты в Нарьян-Маре, куда летал в качестве пилота-инспектора в проекте «Полет ради полета». Вдохновитель проекта Сергей Мартиросян (Aviator.ru) выбрал для полета за Полярный круг Як-42 «Саратовских авиалиний». А 29 марта этот самолет – один из лучших в своем классе – отпраздновал 35 лет со дня своего первого взлета. Владимир Юрьевич, который долгое время пилотировал Як-42, отзывается о нем с теплом и любовью.
Первым делом, входя в кабинет, Урих рассказывает про пробки на дорогах.
– Кстати, Владимир Юрьевич, у меня был такой вопрос заготовлен ближе к середине интервью, но раз вы сами начали этот разговор, скажите, что проще: автомобиль водить или в небе летать?
– Самолет и автомобиль – это разные транспортные средства. Как и в летном деле, так и в водительском мастерстве есть свои сложности, свои асы, свои профи. В восточных странах вообще ездят без правил – представляете, каким там надо профессионалом быть! Но летаю я намного дольше, чем вожу машину. Автомобиль-то я выиграл на «Поле чудес» в декабре 2011 года. Хотя права водительские получил еще в летном училище. Там я даже водил ЗиЛ-131 – это машина, которая вывозит на старт световое оборудование.
– А учились вы где?
– В Краснокутском летном училище
– То есть вы коренной саратовец?
– Коренной – по месту обитания. Моя малая родина – это город Киров. Правда, после рождения я там пробыл месяц или полтора. Снова попал в этот город всего полгода назад, когда мы начали туда регулярно летать из Саратова.
Через полтора месяца после моего появления на свет мои родители уехали в Закавказье, где отец служил. Он у меня был военный летчик, штурман. Одним из первых возил трехтонную атомную бомбу на самолете Ил-28. Это был первый реактивный бомбардировщик, который мог брать на борт эту бомбу – потому что больше в него ничего и не помещалось. И вот отец был штурманом бомбардировочной эскадрильи.
– То есть склонность к летному делу у вас семейная?
– Ничего другого у меня перед глазами и не было. Я с детства мечтал об этом. Только я всегда считал, что надо быть семи пядей во лбу, чтобы на летчика выучиться. А я был обычный дворовый хулиган. Не бандит, не разбойник, просто хулиганистый парень – родителей не слушался, уроки не делал. Меня увлекало всё, кроме учебы в школе. Хорошо, что она давалась мне легко.
Помню, мама отвела меня в 80-ю среднюю школу – сейчас это вторая гимназия на Чернышевского и Бабушкином взвозе. Тогда она становилась школой с углубленным изучением французского. И я предстал перед приемной комиссией, которая отбирала талантливых ребят. Мать мне сказала тогда – не вздумай там глупости вытворять! А я вытворил. Меня спрашивают в приемной комиссии: расскажи нам, юное дарование, наизусть стихотворение. И я начинаю рассказывать: «У Лукоморья дуб спилили, кота на мясо изрубили, златую цепь в торгсин снесли…». Это я много времени проводил с моим старшим братом и его друзьями, у них понабрался. Мне тут же возразили – тут всё понятно, а оригинал-то помнишь? Да это свободно! И прочитал, как было у Пушкина. И меня взяли. А там уже стал участвовать в мероприятиях – и в горн, и в барабан, и знамя вынести. А в восьмом классе мы сколотили свой первый ансамбль, фактически не умея ничего.
– Это какой был год?
– Примерно 1972-й. Группа наша называлась «Ариэль», и название мы даже на ударной установке написали – через трафарет. Я тогда увлекался: из больших фотографий вырезал трафареты – даже скальпель специально для этого в аптеке купил – и через них переводил на майки портреты музыкантов, изображения групп. Первым сделал себе Джорджа Харрисона. После этого вся окрестная шпана с Набережной, все мальчишки моего возраста, ходили ко мне за этими майками.
– А фотографии где брали?
– Если честно, не помню. Наверное, с пластинок переснимал. Пластинки ребята доставали «левым» путем: у перекупщиков, у тех, кто этим фарцевал. Аэрозоль мог протечь, поэтому внутрь футболки или майки я прокладывал газету, а потом медленно ее вынимал. И для ансамбля нашего я трафарет сделал точно так же.
– А что вы играли?
– Первой мы выучили «Алешкину любовь», но чаще брали популярную мелодию – тех же Роллинг Стоунз – и писали на нее свои тексты. Проходило на ура! Почему-то тогда нам было интереснее не с девочками танцевать, а посидеть за ударной установкой. Я потом и в училище на ударных играл.
Кстати, в училище я поехал сразу после выпускного вечера – 25-го мы отметили, сходили на Набережную встретить рассвет, а 26-го утром я сел вместе с братом в Ан-2, и мы полетели в Красный Кут. Я хотел как можно раньше подать документы. В тот год в училище был конкурс – 12 человек на место! Прихожу я в приемную комиссию, отдаю им документы. А у меня волосы были длинные. И вот забирают у меня мой аттестат, а мне говорят – у нас там парикмахерская за углом, хочешь быть летчиком, сходи, приведи себя в порядок, а документы твои пока у нас полежат. Пришлось стричься (смеется. – А.М.)
– На каком типе самолета вы учились летать?
– Тип тогда был только один – Ан-2. Я попал на ускоренные курсы и учился вместо трех лет год и десять месяцев. Но это всё равно была полная программа. А пришел после школы, зеленый – ну что я знал? Только склеивал модели из фанеры, но они у меня не летали, потому что крыло не летает без профиля, а я этого не знал. Когда я впервые заглянул в кабину, я ужаснулся – столько там приборов! Я должен всё это выучить? Но приборы – это верхушка айсберга. Есть еще воздушная навигация, метеорология, радиооборудование, электрооборудование, руководящие документы, которые объясняют, как действовать в тех или иных ситуациях. Объем, конечно, огромный. И всему этому учат в училище.
– Владимир Юрьевич, а небо – это друг, враг или партнер?
– Нельзя небо назвать другом или врагом. Это такой большой кусок жизненной материи. Оно живое, неспокойное. Как в песне поется – «небо доброе или злое, голубое или грозовое». Но у нас есть необходимое бортовое оборудование, чтобы определить – какое оно сегодня, здесь и сейчас. И как с ним взаимодействовать. Так что да, небо – это партнер, вместе с которым мы работаем на безопасность наших пассажиров.
Вот смотрите – сегодня еле заметная облачность верхнего яруса. Тонкая. Вроде бы ничего особенного. Но я вам скажу – на этой высоте ветер. Сильное струйное течение, вытянутое с юго-запада на юго-восток. Почему оно струйное? Потому что там воздушные массы ни за что не цепляются, им наверху ничего не мешает. Это у земли потоки цепляются за холмы и горки. А выше двух километров в небе совсем другая жизнь. И там свои законы.
– А какие типы воздушных судов вы пилотировали?
– Всего четыре типа: Ан-2, Л-410-УВП, Як-42 и Эмбраер-195. Это потому, что я всю жизнь – уже 41-й год пошел – работаю в Саратовском авиапредприятии. С 1976 года. Мне 19 лет было, когда я сюда пришел вторым пилотом на Ан-2. Через полтора года стал командиром воздушного судна. Нашему предприятию – первому – для производственных испытаний прислали чешские самолеты Л-410-УВП, это был 1980-й год. И мы целый год летали на них без пассажиров, просто гоняли туда-сюда по трассам.
А потом мы первыми в России получили в эксплуатацию Як-42. На этих Яках в 1993 году мы стали выполнять международные рейсы. Европейские авиакомпании арендовали наши самолеты вместе с экипажами. Работали мы так с 93-го по 2002-й год. В нулевых стало трудно конкурировать – нас выжимали с европейского рынка. Но все-таки «Саратовские авиалинии» были крайней российской компанией, ушедшей с европейского рынка.
– Пилоты не говорят «последняя»?
– Не говорят.
– Расскажите про Як-42. В последние годы так много пишут самого разного и не самого хорошего про этот самолет, который считался лучшим в своем классе. Тем более что вы на нем летали на Крайний Север – а это непростые условия.
– Те люди, которые нелестно отзываются об этом самолете, просто не имеют никакого отношения к авиации. Те, кто разбирается в авиации, скажут вам сразу – это самолет-легенда. Один из лучших самолетов гражданской авиации. Он надежный, его технические характеристики позволяют совершать полеты даже за Полярный круг, поэтому его очень ценят на Севере. Мне было очень приятно оказаться в нем в роли пассажира – сейчас я не пилотирую Як-42, потому что переучился на Эмбраер-195. Это совершенно другой тип воздушного судна. Его в шутку называют «самолетом для пенсионеров» – там всё просто и легко – опять же, относительно легко.
А Як-42 – это один из лучших российских самолетов. Если бы сейчас на него делали доработки, если бы его не сняли с производства и не помножили бы на ноль заказы на авиазавод в производстве, то эта машина только хорошела бы. Вот американцы – они же не выкинули ни один самолет. Например, первый реактивный гражданский самолет Боинг 707 они теперь используют в военно-транспортных целях: поставили туда новую авионику, сделали стеклянную кабину – глас кокпит, поставили двигатели от Боинга 737. И самолет стал ну м-м-м-м! То же самое можно было сделать и с Як-42. И сейчас это возможно. И таких специалистов, как в Саратове, вы по Як-42 больше нигде не найдете. Мы на своем предприятии поддерживаем летную годность этих самолетов, несмотря на то, что это стало довольно сложно делать.
– Владимир Юрьевич, а расскажите, как прошел «Полет ради полета» в Нарьян-Мар. Я смотрела видеозаписи вашего выступления, вы сорвали бурные аплодисменты!
– Мы произвели фурор! Мы на припеве «We will rock you» запели «Нарьян-Нарьян-Мар» – это вызвало необыкновенную радость зрителей. На нашем выступлении был даже губернатор Ненецкого автономного округа Игорь Кошин. Ему так понравилось, что он пришел к нам потом в самолет, со всеми попрощался и даже пообещал организовать нам гастроли в Нарьян-Маре (смеется).
А вообще было очень здорово: полный самолет народу, влюбленного в самолеты, из разных стран мира – там были пассажиры и из Индии, и из Латвии. Организация – на высшем уровне. «Саратовские авиалинии» проводили на борту беспроигрышную лотерею – призами были кружки с символикой предприятия, флешки в виде Эмбраера, коробка конфет «Взлет» – такие памятные вещи. В самом Нарьян-Маре мы попали на их праздник проводов зимы. Это был Буран-дэй – соревнования по снежному кроссу: гонки на «буранах» прямо по льду Печоры. С нами летал космонавт Евгений Виноградов – знаете, что он свою карьеру начинал бортпроводником в Домодедово? В Нарьян-Маре нас встречали Геннадий Онищенко, исследователь Арктики Артур Чилингаров, на призы которого и проводятся уже семь лет соревнования по снежному кроссу. Я от этого полета был в восторге! Как, думаю, и все, кто летал туда с нами.
Анна Мухина
