...я даже и не знаю, зачем ее пригласил. ну то есть можно разобраться - я уже одичал в четырех стенах, и леха серой тенью - молчаливой, что характерно, - только добавлял пустоту в квартиру. сука, мне пришла в голову мысль, что когда я его не вижу, он запрыгивает на хитрый прибор типа велотренажера и начинает накручивать энтропию. не мировую, а лично для меня. при этом выражение его лица не меняется - все такое же, полусонное. как будто его только что вынули из криогенной камеры, и вот сейчас он закричит что-нибудь типа "ко мне, братья! они не прорвутся!...", или еще какую-нибудь героическую хрень.

в общем мы так жили вечность, примерно две недели. мне выплачивали какие-то случайные гонорары, лехе подкидывали денег родители. не густо, но на макароны и пиво нам хватало. я готовил, он мыл посуду... и главное, ни он, ни я, никто вообще не знал, вот зачем мы находимся здесь и сейчас, о чем мы молчим, что нас связывает, и что мы будем делать дальше.

временами я впадал во что-то типа ступора, я гипнотизировал мтв или смотрел старые фильмы в интернете. повесть о настоящем человеке привела меня в ужас. я так и не понял, как цензоры пропустили на роль мересьева пидараса с накрашенными губами. то есть, получается, один из самых главных героев нашей современности - пидарас?... круто. я так загнался, что представил себе многомерную кампанию по постепенному огеиванию населения россии - задуманному еще сталиным, еще в швейцарии. он за что-то хотел отомстить нашей стране, а как можно отомстить страшнее всего - в понимании кавказца, да и вообще?.. целый народ гомосеков. все 180 миллионов. вилки.

в это время пришел леха и заговорил. он сказал, что прочитал один из моих рассказов в интернете. я спросил - ну и как тебе понравилось?... леха стыдливо усмехнулся и спрятал глаза в пол. ничего не ответил.

и вот она приехала. я в дикости и паранойе, с разбитым носом, на одном из сайтов знакомств пригласил к нам в гости существо женского пола. я не понимал тогда, и не понимаю сейчас - зачем?... ну то есть если бы я приглашал ее для того, чтобы поразводить на секс - я бы так и написал: "чтобы поразводить на секс". но в этом случае я бы вам соврал.

правильнее всего было бы так - я пригласил ее по привычке. есть такой стереотип - тусовка - приглашать девок. не важно, зачем. главное, приглашать. плюс к тому моменту я уже настолько углубился в себя самого, что целыми днями ждал лишь наступления ночи - по ночам гарантированно ничего не происходило.

в 9 утра я встретил ее возле метро. представьте: яркое солнце, люди куда-то бегут, травка, мороженым пахнет. и она такая стоит в белом платьице. на эту похожа, как ее, - которая с траволтой жгла в криминальном чтиве. ну, естественно, похуже, чем та, но и я ведь не траволта, так что все нормально.

- привет, говорю, как бизнес?...

а сам думаю, как ответит. про бизнес - это еще с института, сто лет назад. мы тогда все выражения переводили на английский.

думаю, если ответит "какой бизнес?" и посмотрит удивленно - расстроюсь.

нет, ничего не говорит. улыбается, и в общем симпатичное. ну что же, пошли. где там леха, мой домашний непонятый никем рыцарь.

по дороге заходим в магазин, гостья приобретает гостинцы - пивас, еще какой-то шлак. вы не подумайте, мы не молчим - все время что-то друг другу рассказываем, смеемся, все по ритуальному - а вот какая ты хорошая, а вот какой ты молодец.

но меня капитально кроет время от времени, представьте, вдруг меня как будто кто-то хватает за макушку и возносит высоко-высоко, вверх, я пробиваю облака, и оказываюсь в центре сверкающего света, и просто физически чувствую текущую сквозь меня любовь, и вижу, что знание, всеобъемлющее, полное, сука - вот оно, рядом, старое и мудрое, не доброе и не злое, и я чувствую по отношению к нему даже не зависть, но ненависть от зависти. я даже не надеюсь, что мне предложат поменяться здесь с кем-нибудь местами. ха, нашли дураков. я вижу себя бесконечно далеко внизу - я иду с батлом под мышкой и с пакетом помидоров, и она рядом, и я что-то рассказываю, и она вроде даже смеется.

и потом - хлоп! - и я снова в себе, и... замолкаю на полуслове... и останавливаюсь. и смотрю на нее.

а потом мы идем дальше.

мы сидели на кухне, я лежал на уголке, леха так вот справа на табуретке, она возле двери. леха молчал, конечно, и улыбался так, будто я конченый идиот. ну, в общем, справедливо. ну а я вытанцовывал дальше. вы не можете себе представить, насколько это странно - смотреть мтв, тачку на прокачку, разговаривать о людях, лишь самым краешком касаясь того, что тебе на самом деле интересно, и при этом помнить ощущение света, любви, и всеобъемлющего знания, которое есть, существует, но будет оно у тебя или нет - это за тебя решит кто-то другой.

я представлял нас большими молчащими рыбами. я был рыбой побольше, она - поменьше, а леха таким крабом сидел в углу. и мы плавно плавали друг возле друга. хитро заглядывали друг другу в глаза, и давали прикурить сигареты.

это она потом предложила сходить в магазин еще раз. я уже начал выдыхаться, меня настолько властно забирало в себя что-то мягкое, неподатливое, что даже шевелить языком было тяжело. и я перестал говорить. мы помолчали минут пять, и потом она предложила сходить в магазин.

шли молча, я все не мог никак избавиться от ощущения, что сплю. и молчал. и она молчала. как-то шли так, не знаю, молча, и я уже тогда знал, что что-то сейчас будет.

там маленький магазин, нужно сначала пройти по извилистому коридорчику, и потом уже будет прилавок. не доходя прилавка я остановился, сунул в ящик 100 рублей для мобильного. я стучал пальцами по гладкой поверхности стекла, вводя номер, а глаза мои видели прекрасных алых рыб с огромными вуалевыми хвостами, и они смотрели на меня оценивающе - серьезно.

когда первый грохот раздался, я не очень удивился - думал, уронили что-то, пива там бутылку. выглядываю... мама дорогая. стоит моя миа воллес, вся такая стройная, и двумя руками приставила дуло здоровенного никелированного пистолета ко лбу продавца - там моджахед какой-то был. я такого удивления на лице, как у него, не видел никогда в жизни - но сам по ходу выглядел не лучше.

она стоит и молчит, продавец замер в одной позе, и я сам не мог даже пальцем шевельнуть. потом вижу он краснеть начинает, то был бледный как смерть, и шипит что-то типа "дэвушка... нэ надо..." - а эта стоит, не двигается. молчит. ствол какой-то иностранный.

я понемногу высунулся из-за угла, шаг, второй к ней сделал, а она меня вроде как и не замечает. я руку протянул - продавец на меня так скосился - и двумя пальцами ствол от его лба отводить начал медленно... только зря. я потом понял, что зря. эта только глазами черными на меня сверкнула, шварк - рукояткой мне по башке, я моментально к бодхидхармам отправился на рандеву, но как она в продавца раза четыре шмальнула, хорошо видел. брызги красные веером, и этот в ящики с балтикой так плавно улетел. она еще раз туда для верности - клац! - потом перегнулась, кассу вытащила... и только теперь на меня посмотрела. а я так улыбнулся ей, с благодарностью, как будто она не по голове мне дала, а разбила этот аквариум чортов, в котором я плавал все эти дни...

...подмигнула мне и ушла, а я плавал в теплом и слушались только пальцы, и я написал на полу что-то важное, но не помню, что.

я как-то смог вернуться домой, и больше меня долго никто не беспокоил.

...я просто зашел к ней отдать деньги за домофон. такая, знаете, обычная бабка, они в каждом подъезде есть - скучно ей на пенсии, и вот она начинает собирать взносы, заниматься уборкой подъезда, ловить торчков на лестнице... гиперактивная. живет на пятом этаже. и вот я перед работой решил зайти. минутное дело.

солнце - сквозь грязные стекла на пол. звоню. быстро отдаю деньги, не слушая, соглашаюсь с ней по какому-то поводу, прощаюсь, иду вниз. позади хлопает дверь, старуха закрылась. я остановился, стою посреди лестничного пролета. передо мной - окна, рассеенный свет и старинные мухи между рамами. тихо, звуки и свет солнечного апрельского утра вдруг куда-то уходят, моя рука на перилах покрывается потом и крепче вцепляется в крашеное дерево.

мне страшно. я не знаю, почему. приступ страха - несвоевременно, непонятно. утро, серый свет и птицы за окнами кричат задушенными голосами. мама с ребенком торопятся куда-то, ребенок смотрит на меня сквозь окно - я вижу, у него странные белые глаза. так, стоп. это просто... ну, просто приступ. надо выйти на улицу, надо... там есть лавка, присесть, посидеть, подышать.

медленно двигаюсь вниз. почему-то кажется важным сначала попробовать ногой ступеньку, перед тем, как наступить на нее. смешно? да ладно. так медленно дохожу до четвертого этажа. площадка, двери квартир, дешевый кожзам. уже собираюсь идти дальше - вдруг обращаю внимание, что одна из дверей не закрыта. да и ладно, иди дальше!... нет, меня как будто тянет к ней. щель - сантиметров двадцать. из нее влажный, горячий воздух, как из сауны. рука сама тянется к двери, открываю, захожу. грязный, обшарпанный коридор. кучи тряпья на полу. справа - детская. в комнате пусто, только сломанные игрушки и детская кроватка у стены. солнце сквозь окно без занавесок. вся внутренняя поверхность кроватки густо перемазана красным. сознание начинает уплывать, отступаю на негнущихся ногах, выхожу в коридор. из большой комнаты впереди - еле слышный звон металла. осторожно заглядываю - там, за накрытым столом, сидят четверо. седой старик с лицом святого с иконы, кустистыми бровями, худощавый, узловатыми пальцами цепко держит вилку. такая же старуха - выцветшие глаза, пергамент лица, строгие тонкие губы. две молодые женщины - лет по тридцать, некрасивые, бледные, худые. что-то едят, аккуратными, точными движениями погружая ложки в тарелки. старик вдруг поднимает голову и начинает поворачиваться в мою сторону, как будто почувствовал мой взгляд. страх хватает меня за горло, выскакиваю в коридор, затем - на лестницу, и только на третьем этаже перевожу дух.

я здесь не один. привалившись к стене, на полу площадки сидит человек. мужчина, лет 40. прилично одет, костюм, плащ - все недорогое, но чистое. дипломат рядом. хочу пройти мимо, пусть сидит - но он вдруг, не обращая на меня внимания, начинает закатывать себе манжет рубашки. делает это нервно, почти отрывая пуговицу. наконец у него получается; он сует вторую руку в карман, и достает оттуда опасную бритву. со щелчком открывает ее, и уже почти режет себе запястье... почти - потому что я хватаю его за руку. он сперва расслабляется, он в недоумении - такое впечатление, что он меня не видит. потом начинает сражаться с "ожившей" рукой, старается вырвать ее у меня. я еле удерживаю его, он сильнее, но мне как-то удается в конце концов выкрутить у него бритву. я отскакиваю в сторону, прячу лезвие и убираю бритву в карман. мужчина следит взглядом лишь за ней, меня он по-прежнему не видит. когда бритва опускается на дно кармана, он, судя по всему, перестает ее видеть, начинает шарить глазами по стенам, затем со стоном опускает рукав пиджака, встает, отряхивается, и все время оборачиваясь, быстро спускается вниз. вскоре я вижу его из окна подъезда - быстрым шагом он уходит.

я сижу на ступеньках. я не думаю о том, что произошло. я чувствую тяжесть бритвы в кармане, и я помню его невидящий взгляд сквозь меня.

второй этаж. спустившись, я совсем не удивился тому, что двери всех четырех квартир открыты настежь. в центре площадки стоит стул. я откуда-то знаю, что это место для меня, подхожу и сажусь. затем время как будто ускоряется, я вижу людей, входящих и выходящих из этих квартир, чувствую их радость, любовь, но чаще - ненависть и страх, вижу, как они живут и как умирают, чувствую запахи их тел и прикосновения их снов. все это вертится вокруг меня в каком-то безумном хороводе, все быстрее, быстрее, быстрее... затем хлопок, треск, запах жженой бумаги... я опять сижу на полу, на этот раз возле стены. меня кто-то бьет по щекам - несильно. блин, да это же бабка с пятого этажа, кому я относил деньги. ну все, сейчас пойдут слухи, что я алкоголик - наркоман, обкололся и валялся никакой на лестнице. это плохо.

хорошо то, что я больше не боюсь. страх ушел, на его месте удивление, и немного усталость.

я уже совсем пришел в себя, старуха же так и продолжает бить меня по щекам, и что-то приговаривать. пытаюсь отстраниться - за спиной стена. хочу поймать ее руки - но она начинает бить быстрее, ловко, так что я не могу отбить ни одного удара. ее руки мелькают быстро - быстро, и тут я понимаю, что руки ее превратились в черные, сморщенные мушиные лапки, а сама бабка - огромная, пыльная, высохшая дохлая муха.

с криком перекатываюсь по полу туда, к лестнице. одна лапа скрежещет по тому месту, где только что была моя нога. почти на четвереньках преодолеваю лестницу, подбегаю к выходу на улицу, распахиваю дверь... дверной проем затянут белыми, толстыми, липкими даже на вид нитями паутины. сзади доносятся шаги - скребущиеся шаги невозможной твари, спешащей ко мне. хватаюсь за одну из нитей... нет, не порвать. бритва! выхватываю ее из кармана, несколько взмахов - и путь свободен. как только паутина опала, бритва начинает мерцать серебристым светом, и медленно исчезает.

но мне не до этого. я выскакиваю из подъезда, отбегаю на несколько шагов. оборачиваюсь - в темном дверном проеме сначала блестящие глаза, потом - небольшой черный кот, белая грудка, на голове маленький колпачок. смотрит насмешливо, прыжком - в темноту.

солнце ударом в глаза. здесь все по-другому. страха нет. нет боли и воспоминаний. есть я - я вышел из дома - я опаздываю на работу. мне пора. я ухожу.

...да я хорошо только руки его помню.

знаете, так часто бывает. общаешься с кем-то долго, потом хлоп - человек пропадает, и нету его, пропал, не помнишь... вот и с ним так же у меня. словами могу описать, - невысокий, худой, бледный... но не помню. а вот руки... как сейчас вижу. длинные такие пальцы, мне все время казалось, что фаланг больше, чем должно быть. а еще ногти черные. я когда к нему зашел, сразу на ногти внимание обратил... пидар, думаю, или гот какой-нибудь... только не пидар он, нет.

что?... месяца два назад. у меня сигареты кончились, вот и зашел. та квартира несколько лет пустая стояла, а потом он там поселился... да никто его не знал. у нас народ нелюбопытный, живет - значит надо так.

да, зашел... он долго не открывал, все возился там с чем-то, грохотал. потом открыл. и я впервые эти руки увидел, ногти крашеные... и смотрит. так, знаете, будто видит что-то у тебя за спиной, важное. а ты этого и не увидишь никогда, сколько не смотри. и улыбается...

не дал он мне сигарет, не курил он типа. и в квартиру не пустил. я не видел, что в коридоре, он плечом заслонял. но пахло хорошо оттуда... свежестью какой-то , что ли. перед грозой так пахнет.

потом я не видел его неделю где-то, а потом у меня деньги кончились, и мутило сильно, и я опять к нему пошел. что-то соврал, не помню... мол умер кто-то... он дал, он всегда давал и потом тоже, и вернуть не намекал даже. только смеялся. но я редко у него деньги просил, только когда уже вообще труба. почему?... да не знаю. ноги не шли.

...там не на обед зовут?... вы скажите им, чтобы мне оставили. сегодня сосиски, люблю...

так вот... что дальше... а, потом я к нему как-то зашел, и ему позвонили. он пошел, ответил на звонок, а я слышал, что он говорил... только он не говорил. он... как бы это сказать... он лаял, что ли, или выл...но так негромко, спокойно. я сперва не обратил внимания, все ждал, когда он деньги вынесет, а потом думаю - он что, с ребенком там играет?... ну знаете, шутят так иногда... только как-то странно это было для шутки.

а потом он замолчал, и начал говорить нормально, по-русски. я знаете думаю что он про меня вспомнил, не захотел, чтобы я слышал. и вышел и вынес мне денег, и улыбался вроде как всегда.

а через неделю где-то это и случилось. я рано пришел, не мог работать, плохо было. зашел к нему денег взять, а его нет. ушел. ну вот я и стал нарезать круги по квартире, чуть кто в подъезд войдет - выбегаю посмотреть, не он ли. а больше мне все равно никто в подъезде взаймы не давал, знали все, чего там...

он уже ночью пришел, и нес этого на себе. здоровый мужик, килограмм под сто. как он его нес, я тогда не понял, да мне и неинтересно было... ну нажрался может друг у него, несет спать к себе, так вот думал.

и вот он когда уже дверь открывал, я и высунулся. позвал его, а он повернулся, и мужик на его плече тоже так откинулся, и тут я и увидел.

у мужика горла не было. такая красная дыра, и все. я как это увидел, чуть не упал. а тут еще сосед меня заметил, и так смотрит, молча, а сам ключами в двери быстро ковыряется...

я свою дверь захлопнул, и сразу в кладовку. пистолет там спрятан был. ТТ, и четыре патрона. мне друг с чеченской привез, давно.

да никуда я не звонил... а пистолет... не знаю. само так вышло, и вот стою в коридоре, с пистолетом, и не знаю, что делать, и жду чего-то.

...ну, дверь то он с одного удара вынес. я уже не удивлялся, после того, как с мужиком на плечах его увидел. но он про пистолет-то не знал, а я как чувствовал, что это он, и начал стрелять, когда дверь еще на пол падала.

там четыре патрона было, я три раза точно попал. его еще первой пулей откинуло на площадку, а еще две он в полете словил. а четвертой пулей я лампочку разбил на площадке, и там темень сразу. и он лежит.

он возле стены упал. а свет из моего коридора косой такой, углом, и вот его руки только и видно было на полу... руки...

...они меняться начали. вытягиваться как-то, ногти эти черные... когти... а тихо, только новости в телевизоре бормочут и этот шорох от когтей по кафелю...

я плохо дальше помню. мне говорили, что я к метро с пистолетом прибежал, и ментов уговаривал со мной туда пойти. да знаю я, что ничего там не нашли. знаю! приходили ко мне из милиции. только вот пули где?... их-то не нашли тоже... только ту, четвертую, что в лампочку попала.

..квартира пустая, и только рисунок тот в спальне. мне его показывали... на него когда долго смотришь, голова кружится. что?... да не понимаете вы ничего! вы не поняли, кто он был?! урроды!!! три пули, три, и ни одной не нашли!!! подвал!!! чердак!!! он не уйдет оттуда, ему по хую все!!! вы не видели руки эти!!! ааа!!! что?!!! нет!!! не пойду!!! пошел ты, сука!!!...

(грохот, треск, неразборчивые возгласы)

конец записи.

...опаздывать - нехорошо. тем более, если знаешь, что ждать тебя не будут. тем более, если колотит так, что иногда заплетаются ноги, а глаза передают картинку в мозг какими-то сумасшедшими отрывистыми слайдами. тем не менее - бегу, милый, бегу, тороплюсь. нельзя мне к тебе опаздывать, край как нельзя.

уйдешь ведь, сука.

на телефоне - четыре цента. я даже позвонить ему не могу, чтобы предупредить. в потном кулаке смятая бумажка в 50 долларов. нужно полторы тысячи, но воображение пищит в такт шагам, что не обратит он внимания на разницу в курсе. это ведь полтинник! развернуть так небрежно перед его носом, а лучше - приклеить на лоб с размаху, чтобы не думал, стерва, что у него есть надо мной какая-то власть.

бегу, бегу. еще восемнадцать минут. такси безнадежно встряло в пробку, не доезжая Склифа. по радио сказали, что на Садовом какая-то авария, движение встало. вовремя, нечего сказать. хотя в такие моменты уже не думаешь, что вовремя, а что нет, просто мокрым холодным червем начинаешь протискиваться в те щели в судьбе, которые Бог, наверное, все-таки для меня, любимого, оставил.

мне в переулок недалеко от Курского. там, в одном из подъездов, мы встречаемся. там и аптека неподалеку есть. можно, конечно, зайти в аптеку заранее, но - нельзя: плохая примета. и вот бегу, бегу... легкие, сердце, печень - все протестует против этого спринта. ничего, потерпите. скоро все будет.

подземный переход под площадью перед вокзалом. можно было бы, конечно, перебежать поверху, но уж очень высокие и неудобные разделительные заграждения. сбегаю вниз.

длинный, почти до горизонта проход, разделенный колоннами. грязный кафель. желтый, какой-то нечистый свет из ламп. некоторые из них разбиты, некоторые просто не горят. сейчас день, но в переходе почему-то никого нет. бегу вперед, шаги гулко раздаются в тишине тоннеля, колонны мелькают слева. желтые лампы, круглые умирающие островки света, медленно, скачками, проплывают справа.

резкая боль справа, внизу. нужно остановиться, передохнуть. собираю все силы, еще ускоряю бег. осталось пять минут. опаздывать нельзя.

выход из тоннеля, кажется, нисколько не приблизился. сейчас я нахожусь примерно в центре, осталось метров сто. бежать дальше совершенно нет сил, к тому же времени хватает. минут пять он подождет, ничего страшного - жрать всем хочется.

замедляю шаг. иду быстро, но уже не так тороплюсь. странный переход: в нем совсем нет магазинов, ларьков, обменных пунктов. только кафель, колонны, желтые светильники, и светлое горло выхода вдалеке.

шагаю, стараясь не попадать ботинками в трещины на плитках пола. это такая игра. не наступишь - все будет хорошо. вот и у меня все будет хорошо, я уже почти на месте. выйду из тоннеля, потом за угол, потом в подъезд, и - недовольный взгляд навстречу. но это уже неважно. минут через десять после встречи уже все вокруг будет неважно.

козырьком кепки закрываю глаза, вижу только сменяющиеся кадры плиток. руки в карманах. мне уже, в общем-то, тепло и хорошо. нервный смех? ну уж нет. здесь все проще. вот если бы я стоял в пробке до сих пор, то не смеялся бы совсем... колонны слева все так же размеренно уходят назад, одна за другой; я поднимаю глаза.

выход не приблизился ни на метр.

останавливаюсь. рука - на колонне. слабость и тремор наваливаются с прежней силой. потеть и дрожать от холода одновременно невозможно? да ладно. расскажите об этом кому-нибудь другому.

до выхода все так же метров триста. как так могло получиться? я шел минут семь, за это время даже шагом можно было пройти тоннель насквозь несколько раз. оборачиваюсь - позади меня примерно столько же до входа.

нет, стоп. все нормально. нужно просто идти быстрее. отталкиваюсь от колонны, как лыжник, и бросаюсь вперед. колонны, лампы, грязный пол скачками уносятся назад. я стучу по колоннам рукой в перчатке. я бегу, как будто от этого зависит моя жизнь, но выход, собака, не приближается. более того, в нескольких метрах от того места, где я сейчас нахожусь, на стене чем-то красным написано "Лена?". эта надпись не двигается с места. почему там вопросительный знак?...

в голове пусто, и только звенит какой-то издевательский смех. я даже не боюсь, я не знаю, чего бояться. это как сон, черт, это даже не сон, а бред, и бояться этого не нужно, нужно просто закрыть глаза и снова их открыть. останавливаюсь, закрываю глаза. открываю.

кафель, лампы. "лена?".

поворачиваюсь, иду в обратную сторону. хер с ним с выходом, попробуем вход. иду несколько минут, потом начинаю бежать. колонны и лампы все так же исправно улетают назад, но повернувшись во время бега и посмотрев через плечо, я замечаю проклятую надпись на ее прежнем месте. ноги заплетаются, я натыкаюсь плечом и головой на очередную колонну, лечу на пол.

лежу на полу. перчатки на одной руке нет, под ногти забилась грязь. сжимаю кисть в кулак, он расцарапан. пытаюсь подняться, прислоняюсь к стене. я все так же в центре тоннеля, круглые светлые петли входа и выхода по-прежнему издевательски светят где-то совсем недалеко. никого нет, моя подруга - "Лена?" тоже на своем месте. снизу накатывает горячая волна, она отдает в затылок, такое ощущение, что на глаза внезапно падают очки с толстыми стеклами. колонны начинают шататься, они как толстые белые деревья, у которых вместо дерева резина. они шатаются, синхронно и страшно. из-за одной колонны, в самом конце тоннеля, выглядывает человек в темных очках, он молча смотрит на меня, потом прячется. откуда-то появляется шар перекати-поля, он пересекает тоннель, иногда стучится в ритмично двигающиеся колонны, и катится дальше. круглые желтые лампы срываются со своих мест, безумным хороводом кружатся вокруг меня, выстраивают дуги и кресты, и затем, как хлопушки, одна за другой, взрываются, оставляя все меньше света вокруг меня...

наконец света не остается вообще.

...какая-то вибрация в кармане. что такое вибрация? что такое карман? кто я? рука сама автоматически делает, что нужно. карман, телефон. кнопка. недовольный голос из трубки. спрашивает, где я. я? кто я...? поднимаюсь, иду. что-то говорю. голос просит поторопиться. я тороплюсь. подхожу к надписи на стене. там написано "лена?"...

грязной и расцарапанной рукой я поднимаю с пола кусок плитки и пишу рядом то, что единственно о себе помню, но в чем, впрочем, не уверен.

я пишу "Chekhoff" и ставлю рядом вопросительный знак.

Плавное серое

я сижу в «острове сокровищ» на диване в чайной, меня размазало по влажной кожаной поверхности, я плаваю в сером, неподатливом и мягком. в дверь входит ХХ ХХХХ, толстый, в длинной то ли рясе, с косой на бритом черепе. с ним какие-то, человек пять, похожи на подтанцовку богдана титомира. осматривает комнату, ни на ком не задерживаясь взглядом, крутит на пальцах четки, бросает своим: «валим, тут беспонт», и выходит, раздвигая необъятным пузом пустоту.

его расширенные зрачки смотрят внимательно, сонно, и высокомерно. он только что вернулся из гоа, тогда еще никто ничего не знал о гоа, и ходил, рассыпая вокруг себя презрение и таблетки мдма. спустя год я видел как его, небритого, худого и убитого перцем, прессуют какие-то бандиты в служебных помещениях «галактики». он и тогда умудрялся сохранять презрительно-высокомерный вид.

я закрываю глаза, взрывы микросчастья раскрашивают радужку черно-белой паутиной, с усилием возвращаюсь – нельзя пропустить то, что происходит вокруг, такого больше не будет, трипы не повторяются. где-то на других этажах клуба те, с кем я пришел, час назад меня оторвало от них и принесло сюда. я пью чай, мне прохладно, я улыбаюсь. 2.35.

- оооо, нормально тебе, - голос справа, тональность меняется, я оборачиваюсь, в кресле рядом тип, обтянутое кожей худое лицо, похож на рокера, нервные пальцы теребят стальную цепь на запястье, свет отражается от нее, и я моментально теряюсь в этих бликах. огромные зрачки, и он старше, определенно, лет на десять. 

кислота сближает людей, банальная фраза, но оценить это может лишь тот, кто сам прошел. помню, в мдм, куда я попал потому что моего товарища не пустили в птюч и мы все решили проявить солидарность – так вот, в мдм, когда меня вставило и я вдруг осознал, что сижу на верхней скамейке какой-то трибуны, что ли, они стояли там по краям огромного танцпола, а передо мной, на скамейку ниже, сидит огромный татуированный кадр, здоровый, как слон, в кожаной жилетке на голое тело. и я понял, что если сейчас встану и пойду вниз, он меня обязательно заметит, и сделает что-нибудь страшное. и вот я сидел, и не делал ничего, и смотрел на адский шабаш внизу, и небо сжимало свои объятья надо мной медленно и неотвратимо. и потом, спустя вечность, этот, внизу, начал оборачиваться ко мне. за то время, пока его голова, как башня главного калибра линкора, совершала оборот вокруг своей оси, я умер, воскрес, и стал равнодушным ко всему. он повернулся, и вдруг улыбнулся мне открыто и добродушно, и шрам у него на щеке искривился от улыбки и тоже улыбнулся мне. сосед протягивал мне косяк, его зрачки во всю радужку смотрели мне прямо в душу. - будешь?, - говорит. что за вопрос. конечно, буду. паранойя ушла, и впервые в тот вечер я ощутил присутствие чего-то большого, не доброго и не злого – другого, того, что вошло в мою жизнь однажды, и осталось в ней навсегда.

и вот сейчас этот тип рядом, похожий на сторченного кейта ричардса, закуривает и бросает пачку на стол. его длинные пальцы ни на секунду не останавливаются – двигаются, как бледные лапы бледного паука. 

- часов в 12 схавал?... - говорит торопливо, голос гнусавый, при этом улыбается, а глазами цепляется за лица в зале, на меня смотрит лишь иногда, но взгляды сука волчьи.

– на отхода есть чо?, – я не успеваю ничего ему отвечать, меня мажет, мажет капитально, и его самого я воспринимаю лишь как очередную иллюстрацию трипа, одного из тех волшебных трипов, что, как вы помните, не повторяются. я лишь улыбаюсь ему в ответ и отрицательно мотаю головой. он перестает прыгать глазами по залу и наконец фокусируется на мне. 

- а, да ты ребенок совсем, - произносит уже свысока как-то, - на, помни мою доброту. 

чек, прижатый бледным пальцем, со скрипом описывает полукруг по стеклу стола, и останавливается рядом со мной. 

- и это подержи, я сейчас. 

мне на колени падает сиди-плеер, наушники. мой новый знакомый поднимается и торопливо уходит в сторону туалета. 

чек, свернутый квадратом, лежит в ста миллионах миль от меня, на столе, рядом с чашкой. как во сне, медленно, я тянусь к нему, разворачиваю. перец. я и раньше пробовал его, ничего особенного не почувствовал, но моя врожденная способность придавать мистический ореол всему происходящему заставляют меня сделать тут же на столе дорогу и разнюхаться. 

я с трудом могу описать то, что случилось потом. нервные укусы кислоты, перемежаемые периодами заплывов на огромные дистанции с ее же помощью, всплески оптимизма и падения в пропасть депрессии – все это вдруг оказалось приведено к единому знаменателю. осталось то, что я всегда больше всего ценил в кислоте – неожиданная и временами пугающая гибкость мысли и восприятия, странные, прекрасные образы и фантазии, - все это осталось, но беспокойство, паника, пугающие всплески паранойи ушли. для меня все это стало еще одним открытием, так же, как и Renegade Soundwave из наушников оказавшегося у меня плеера, так же, как и вдруг появившиеся в дверях люди в белых халатах и тело в черном на носилках, которое вынесли из туалета и куда-то унесли. 

меня нашли те, с кем я пришел в клуб, это было около 7 утра. они были усталые, веселые, подталкивали друг друга и смеялись одним им понятным шуткам. много позже я понял, что понимать эти шутки я перестал именно в тот вечер.