Знаете, я ведь не просто так пришел в публичный дом. Говорят, он лучший. И поэтому, я подумал.. я подумал, может у вас есть то, что мне нужно.

Секс - это ведь просто. Он ведь понятный, есть, конечно, кое-что.. ну, вы понимаете, оно.. да, стоит усилий и опыта, но в общем ничего такого, согласитесь, даже если очень красивая. нет, вы не подумайте, я люблю секс, как все.. но иногда хочется иного чего-то, потустороннего, как будто оно и к миру этому не принадлежит. И вот копится оно в вас и копится. Каплями стекая куда-то на дно сознания и там остаётся и никуда не девается. Наркотики, алкоголь.. отпускает на время, а потом возвращается, снова и снова. И херня эта покоя не даёт. У вас в детстве была любимая игрушка, ну медведь или еще что-нибудь в этом роде? Помните её? Где-то может до сих пор есть. Но все это куда-то уходит, а вот память об этом чувстве, том самом ином и странном, как будто мир остановился и проблемы пропадают, и страхи уходят, и тепло прямо изнутри этого вашего медведя, и спокойно вам, и никто не сможет обидеть, и ваше ровное дыхание, и счастье, помните такое? Помните, как вы.. в общем.. у вас есть шлюхи, которых можно так обнять?

- Достопочтенная публика! - взвыл человек с микрофоном.- Сегодня нам представилась удивительная возможность послушать и расспросить тайного агента отдела по борьбе с наркоманией!
Он просиял, этот человек в дешевом костюме, широком желтом пластиковом галстуке и ботинках из искусственной кожи. Чересчур толстый, чересчур старый и чересчур радостный, хотя радоваться было нечему. Глядя на него, тайный агент чувствовал тошноту, - Вы, безусловно, обратили внимание, что наш гость как бы расплывается перед глазами. Это происходит потому, что он носит то, что называют "костюм-болтунья".
Публика, как две капли воды отражавшая все черты ведущего, сосредоточенно обозревала агента в костюме-болтунья.
- Этот человек, которого мы будем называть Фред, ибо таково его кодовое имя, под которым он сообщает собранную информацию, находясь в костюме-болтунья, не может быть опознан по внешнему виду или голосу. Он похож на расплывчатое пятно и ни на что больше, не правда ли, друзья? Ведущий изобразил лучезарную улыбку. Слушатели, разделяя его чувство юмора, тоже улыбнулись.
Костюм-болтунья был изобретением некоего сотрудника "Лабораторий Белла" по фамилии С. А. Пауэрс. Экспериментируя с возбуждающими веществами, действующими на нервные клетки, как-то ночью он сделал себе инъекцию препарата IV и испытал катастрофическое падение мозговой активности. После чего его субъективному взору на стене спальни предстали пылающие образы, которые, как он со временем стал полагать, являлись калейдоскопическим монтажом произведений абстрактной живописи. На протяжении шести часов С. А. Пауэрс зачарованно наблюдал тысячи картин Пикассо, сменяющих друг друга с фантастической скоростью. Затем он просмотрел работы Пауля Клее, причем больше, чем художник написал за всю свою жизнь. Когда наступила очередь шедевров Модильяни, С. А. Пауэрс пришел к выводу (а в конце концов все явления нуждаются в разъясняющей теории), что его гипнотизируют розенкрейцеры. Но потом, когда его стали изводить Кандинским, он решил, что с ним пытаются вступить в телепатический контакт русские. Утром Пауэрс выяснил, что резкое падение мозговой активности нередко сопровождается подобными явлениями. Но идея костюмаболтунья уже родилась. В основном костюм состоял из ,-.#.#` --ke кварцевых линз, соединенных с микрокомпьютером, который содержал в памяти полтора миллиона физиономических характеристик. Каждую наносекунду компьютер передавал на сверхтонкую мембрану, окружавшую носителя костюма, всевозможные оттенки цвета глаз, волос, формы носа, расположения зубов, конфигурации лицевых костей и т. д. Таким образом, попытки описать носителя - или носительницу - костюма были совершенно бессмысленны и заранее обречены на провал. Нет нужды говорить, что С. А, Пауэрс ввел в банк памяти и свои собственные данные, и, захороненный в головоломном сплетении характеристик, лик изобретателя всплывал на одну наносекунду в каждом костюме... в среднем, как он подсчитал, раз в пятьдесят лет. Это была его заявка на бессмертие.