Старухам место везде.
Смотреть, где место старикам.
К сожалению, публикация, которая должна была появиться вчера - выходит только сегодня, за что приношу свои искренниe извинения моим поклонникам и случайным читателям. Дело в том, что учительница, которая коррегирует мои тексты, загуляла на свадьбе у своей племянницы, и задержала работу. Никто не мог предположить, что свадьба затянется на четыре дня.
***
Трудно себе представить, что творилось бы в мире, если бы гормональный фон и некоторые другие факторы в женском организме, которые отвечают за инстинкт саморазмножения, были бы равны по силе таковым в организме мужчины.
Но попытаться можно.
В сквериках и на детских площадках, в кафешках и на улицах, в кино и на стадионах, в офисах и общежитиях, иными словами - во всех-всех местах нашей планеты, везде и повсюду, горели бы зловещим, похотливым и любвеобильным огнём глаза не только мужчин, ищущих нишу для занятия её рвущимися наружу сперматозоидами, но и женщин - не менее рьяно жаждущих освободить это вопиющее напряжение материи трепещущего члена именно в свою вагину.
Представляте? В метро у вас набухло - тут же реакция множества женщин: вам мигают, с вами заигрывают, вас щипают, дёргают за ушко, говорят пошлости, гадости и приятное, вас валят в конце концов в тёмном углу (или вообще на улице) и насаживаются на вас, чтобы покончить с этим, по крайней мере, сейчас.
Наоборот, если бы такое поведение не было присуще мужчинам, то многих бы браков, наверное, не состоялось бы, потому что редкий мужчина находит свой единственный идеал во всем, так же, как и редкая женщина, и будучи всегда разгруженным без напряжения, вряд ли захотел бы жениться, а множество детей росло бы сиротами.
Ну как бы там ни было, тем не менее и к счастью, всё это не так, и жизнь устроена таким образом, что женщины в гораздо меньшей мере подвержены инстинкту саморазмножения, чем мужчины, лишь временами уступая вихрям мужской похоти (страсти, если кому режет слух) - не уступать означало бы вырождаться.
Тем не менее, как всегда и везде, бывают исключения, а именно - когда всё наоборот. И даже несмотря на годы...
Сегодня - об одном из них среди женщин (среди мужчин читать тут).
***
Есть у меня одна пациентка - тётя Глаша. Одна из немногих, что не ходит к врачам в столь почтенном возрасте. Она никогда не стучится. Ей не надо что-то придумывать, чтобы этим гордиться, да ещё и невероятно, она входит без стука.
Без бутылки тётю Глашу трудно представить. И, ну конечно, лёгкий закусон.
Закусон - это вообще отдельный разговор. Видимо, тётя Глаша считает меня недоедающим, раз с таким упорством постояннно приносит разное на протяжении уже стольких лет. Порой, мне даже кажется, или это на самом деле, не знаю, не думал как-то, что хорошо, что закуски много. Ведь если бы её было мало, это заставило бы задуматься...
Тёте Глаше за семьдесят. Точнее, а может и нет, не важно, что даже и под восемьдесят, если не под все девяносто. И у неё давно уже высохло там. Но это тёть-Глашиного пыла не умаляет. Она методично, раз за разом, пытается подготовить свой орган к приёму боевого аппарата. Стоит ли говорить, что это ей удаётся.
Так вот вернемся (всё же) к приходу тети Глаши. Онa всегда заходит без тени улыбки на лице. Снимает резиновые галоши (в любое время года), опускает голову, серьёзно достаёт из-за пазухи большую курицу, которая всегда свежезажареная. Где она таких огромный куриц находит - для меня загадка. Но что-то подсказывает мне, что дома у неё целая птицеферма с этим добром.
Тётя Глаша раздевается и ложится на кровать. Хочу заметить, что выглядит тётя Глаша в свои девяносто как 40-летняя девица: маленького роста, упругенькая, без прошивающих, как у некоторых стариков, тело морщин. На лице разве чуть-чуть.
Она лежит на кушетке, зачем-то крепко сдвинув ноги, и призывно смотрит на меня. К чему она меня призывает, я, конечно, уже знаю. Тётя Глаша хочет, чтобы я, обязательно глядя на неё повелительным мужским взглядом, намазал вазелином её ссохшиеся стручки и начал трахать. В эти моменты мне всегда приходит в голову, и не только в голову, мысль, что это кощунство - издеваться над давно почившей лилией.
Каждый раз, когда я мажу вазелином промежность тёти Глаши, у меня ощущение, будто это пересохло у меня во рту и надеюсь, что по мановению волшебной палочки сухость превратится в нектар.
Не превращается.
Вторым этапом нашей встречи обычно становится столь популярная в последнее время (а почему, собственно, в последнее? - не знаю, не думал как-то...) поза 69. Я начинаю обсасывать отчего-то напоминающие по вкусу вазелин стручки, а она в это время с интересом рассматривает то, на что ей открывается очень увлекательный вид, периодически сжимая мои яйца. А ещё у тёти Глаши есть милая привычка (которая меня страшно заводит) - когда Тётьглаша в очередной раз кончает, поняв, что на сегодня любови уже не будет, кладет меня на спину, и начинает, поглаживая и глядя на вершину сардельки, которую ей удалось уже попробовать, миленько сюсюкая спрашивать: "кто-кто-ктоооо у нас тут умирает?"
Было бы забавно, если бы из вершины ей однажды ответило эхо: "ктооо-ктооо! Теебяя трааахнууувший мóоолодец!"
Тётя Глаша у меня долго не тусуется, знает, что я продолжаю приём. Энергии своей много я на эту гражданочку не трачу. Это словно пройти сквозь стену - никто не поверит, пока не увидит.
Я вот думаю порой, что к столь почтенному-то возрасту уже пора бы прекратить быть похотливой самкой, и заняться другими вещами - козу водить там на пастбище (мемуары она писать не будет - не грамотная), внуков, в конце-то концов, из города забрать - на недельку хотя бы. Так нет же!
Всё туда же. Седина в голову - нечистая, сука, во внутренности.
К сожалению, публикация, которая должна была появиться вчера - выходит только сегодня, за что приношу свои искренниe извинения моим поклонникам и случайным читателям. Дело в том, что учительница, которая коррегирует мои тексты, загуляла на свадьбе у своей племянницы, и задержала работу. Никто не мог предположить, что свадьба затянется на четыре дня.
***
Трудно себе представить, что творилось бы в мире, если бы гормональный фон и некоторые другие факторы в женском организме, которые отвечают за инстинкт саморазмножения, были бы равны по силе таковым в организме мужчины.
Но попытаться можно.
В сквериках и на детских площадках, в кафешках и на улицах, в кино и на стадионах, в офисах и общежитиях, иными словами - во всех-всех местах нашей планеты, везде и повсюду, горели бы зловещим, похотливым и любвеобильным огнём глаза не только мужчин, ищущих нишу для занятия её рвущимися наружу сперматозоидами, но и женщин - не менее рьяно жаждущих освободить это вопиющее напряжение материи трепещущего члена именно в свою вагину.
Представляте? В метро у вас набухло - тут же реакция множества женщин: вам мигают, с вами заигрывают, вас щипают, дёргают за ушко, говорят пошлости, гадости и приятное, вас валят в конце концов в тёмном углу (или вообще на улице) и насаживаются на вас, чтобы покончить с этим, по крайней мере, сейчас.
Наоборот, если бы такое поведение не было присуще мужчинам, то многих бы браков, наверное, не состоялось бы, потому что редкий мужчина находит свой единственный идеал во всем, так же, как и редкая женщина, и будучи всегда разгруженным без напряжения, вряд ли захотел бы жениться, а множество детей росло бы сиротами.
Ну как бы там ни было, тем не менее и к счастью, всё это не так, и жизнь устроена таким образом, что женщины в гораздо меньшей мере подвержены инстинкту саморазмножения, чем мужчины, лишь временами уступая вихрям мужской похоти (страсти, если кому режет слух) - не уступать означало бы вырождаться.
Тем не менее, как всегда и везде, бывают исключения, а именно - когда всё наоборот. И даже несмотря на годы...
Сегодня - об одном из них среди женщин (среди мужчин читать тут).
***
Есть у меня одна пациентка - тётя Глаша. Одна из немногих, что не ходит к врачам в столь почтенном возрасте. Она никогда не стучится. Ей не надо что-то придумывать, чтобы этим гордиться, да ещё и невероятно, она входит без стука.
Без бутылки тётю Глашу трудно представить. И, ну конечно, лёгкий закусон.
Закусон - это вообще отдельный разговор. Видимо, тётя Глаша считает меня недоедающим, раз с таким упорством постояннно приносит разное на протяжении уже стольких лет. Порой, мне даже кажется, или это на самом деле, не знаю, не думал как-то, что хорошо, что закуски много. Ведь если бы её было мало, это заставило бы задуматься...
Тёте Глаше за семьдесят. Точнее, а может и нет, не важно, что даже и под восемьдесят, если не под все девяносто. И у неё давно уже высохло там. Но это тёть-Глашиного пыла не умаляет. Она методично, раз за разом, пытается подготовить свой орган к приёму боевого аппарата. Стоит ли говорить, что это ей удаётся.
Так вот вернемся (всё же) к приходу тети Глаши. Онa всегда заходит без тени улыбки на лице. Снимает резиновые галоши (в любое время года), опускает голову, серьёзно достаёт из-за пазухи большую курицу, которая всегда свежезажареная. Где она таких огромный куриц находит - для меня загадка. Но что-то подсказывает мне, что дома у неё целая птицеферма с этим добром.
Тётя Глаша раздевается и ложится на кровать. Хочу заметить, что выглядит тётя Глаша в свои девяносто как 40-летняя девица: маленького роста, упругенькая, без прошивающих, как у некоторых стариков, тело морщин. На лице разве чуть-чуть.
Она лежит на кушетке, зачем-то крепко сдвинув ноги, и призывно смотрит на меня. К чему она меня призывает, я, конечно, уже знаю. Тётя Глаша хочет, чтобы я, обязательно глядя на неё повелительным мужским взглядом, намазал вазелином её ссохшиеся стручки и начал трахать. В эти моменты мне всегда приходит в голову, и не только в голову, мысль, что это кощунство - издеваться над давно почившей лилией.
Каждый раз, когда я мажу вазелином промежность тёти Глаши, у меня ощущение, будто это пересохло у меня во рту и надеюсь, что по мановению волшебной палочки сухость превратится в нектар.
Не превращается.
Вторым этапом нашей встречи обычно становится столь популярная в последнее время (а почему, собственно, в последнее? - не знаю, не думал как-то...) поза 69. Я начинаю обсасывать отчего-то напоминающие по вкусу вазелин стручки, а она в это время с интересом рассматривает то, на что ей открывается очень увлекательный вид, периодически сжимая мои яйца. А ещё у тёти Глаши есть милая привычка (которая меня страшно заводит) - когда Тётьглаша в очередной раз кончает, поняв, что на сегодня любови уже не будет, кладет меня на спину, и начинает, поглаживая и глядя на вершину сардельки, которую ей удалось уже попробовать, миленько сюсюкая спрашивать: "кто-кто-ктоооо у нас тут умирает?"
Было бы забавно, если бы из вершины ей однажды ответило эхо: "ктооо-ктооо! Теебяя трааахнууувший мóоолодец!"
Тётя Глаша у меня долго не тусуется, знает, что я продолжаю приём. Энергии своей много я на эту гражданочку не трачу. Это словно пройти сквозь стену - никто не поверит, пока не увидит.
Я вот думаю порой, что к столь почтенному-то возрасту уже пора бы прекратить быть похотливой самкой, и заняться другими вещами - козу водить там на пастбище (мемуары она писать не будет - не грамотная), внуков, в конце-то концов, из города забрать - на недельку хотя бы. Так нет же!
Всё туда же. Седина в голову - нечистая, сука, во внутренности.