Белый плащ с кровавым подбоем в пыльном зное Ершалаима.
Я спросил: «Что есть истина?» Он молчал, стоя пред ним.
Говорил он о добре, и о том, что все люди добры,
Но в тени колоннады лишь один я услышал свой страх.

Трусость... Трусость — самый страшный порок.
Я прокуратор Иудеи, но я лишь раб трона и срок.
Я умываю руки, я выношу приговор,
Обрекая на крест тот самый светлый разговор.

«Согласись, ведь не было казни» — шепчет луна в ночи.
Но память моя острее, чем самые острые мечи.
Двенадцать тысяч лун я сижу в своем каменном кресле,
И вечно со мной тот бродяга, что говорил со мной честно.

Трусость... Трусость — самый страшный порок.
Я прокуратор Иудеи, но я лишь раб трона и срок.
Я умываю руки, я выношу приговор,
Обрекая на крест тот самый светлый разговор.

Гроза стихает. Я вижу сон: иду по лунной дорожке.
Он идет рядом, а я доказываю, что казни не было...
«Ты свободен!» — кричу я ему. И он свободен. И я...
Но лишь на двенадцать тысяч лун... лишь в моем сне...

Трусость! Трусость — самый страшный порок!
Я прокуратор Иудеи, но я лишь раб!
Я умываю руки! Я вынес приговор!
Прости меня, философ! Прости за мой страх и позор!

Справедливость... ты будешь свершить...
Лунная дорога... ведет нас... в вечность...
Пора... пора...